Чтобы объяснить разницу между добром и злом, мы создали два образа, воплощающих в себе две крайности – чистейшее добро и черное как сажа зло, – и назвали их Богом и Дьяволом. Но тут мы слегка сплутовали. Бог – кристально ясный образ, можно различить каждый волосок в его бороде. А вот Дьявол – каков он? – Бонд бросил на Матиса торжествующий взгляд. Матис иронично усмехнулся: – Это женщина. – Шути сколько хочешь, – возразил Бонд, – но я немало думал об этом и теперь спрашиваю себя: на чьей я стороне? Мне становится жаль Дьявола и его верных учеников, таких как миляга Ле Шифр. Дьяволу крупно не повезло, а я всегда сочувствовал неудачникам. Мы не дали бедняге ни единого шанса. Есть Книга Добра, в которой говорится о добродетели, о том, как быть хорошим и так далее, однако не существует никакой Книги Зла, где учат быть плохим. У Дьявола нет пророков, которые записали бы его Десять заповедей; нет сонма авторов, создавших его биографию. Он оказался в проигрыше. Мы знаем о нем только из баек, которые рассказывают нам родители и учителя. Ему не досталось Писания, откуда мы узнали бы о природе зла и обо всех его разновидностях; не существует притч, пословиц, фольклора о плохих людях. Нам остается полагаться лишь на примеры реально существующих негодяев и собственную интуицию. Итак, – продолжал Бонд, разгорячившись, – Ле Шифр служил прекрасной, поистине жизнеутверждающей цели – возможно, лучшей и высочайшей из всех целей в мире. Он положил всю свою безнравственную жизнь, которая, увы, оборвалась не без моей помощи, на создание эталона порочности, а ведь именно благодаря ему, и только ему, может существовать стандарт доброты. Краткое знакомство с Ле Шифром подарило нам редкую возможность увидеть и оценить его греховность, чтобы самим стать лучше и добродетельнее. – Браво! – воскликнул Матис. – Я тобой горжусь! Надо пытать тебя ежедневно. Обязательно сделаю вечером какую-нибудь гадость, только бы не забыть. Придется начать прямо сейчас. Пока мои достижения скромны – так, лишь парочка мелочей, – с притворной печалью добавил он, – но отныне я буду работать не покладая рук и непременно узрю свет. Какое чудесное время тогда наступит! Ну-с, с чего бы начать? Убийство, поджог, изнасилование? Нет, все это пустячные грешки. Надо бы проконсультироваться с великим маркизом де Садом. Я еще совершенное дитя в таких вопросах. – Он состроил скорбную мину. – Ах, вот только как же наша совесть, дорогой Бонд? Куда ее девать, совершая какой-нибудь смачный грех? Загвоздочка! Она жутко коварная, эта самая совесть, и к тому же очень древняя, как те первобытные люди, у которых она впервые появилась. Надо хорошенько обдумать, как с ней поступить, а не то испортим себе все удовольствие. Разумеется, первым делом надо с ней расправиться. Правда, совесть так просто не дастся, придется попотеть, но если все получится, мы переплюнем самого Ле Шифра! Тебе, старина Джеймс, будет легче легкого. Начни с увольнения. Блестящая мысль, и великолепное начало новой карьеры. К тому же проще некуда. У каждого в запасе есть такая бомба замедленного действия: возможность уволиться. Надо лишь привести ее в действие – и ты проделаешь в своей стране, а заодно и в собственной совести изрядную дыру. Убийство и самоубийство одним махом! Красота! Сложнее и почетнее задания не придумаешь. Что касается меня, я должен немедленно приступить к достижению своей новой цели. – Он посмотрел на часы: – Отлично, начало положено! Я уже на полчаса опоздал на встречу с шефом полиции. Матис рассмеялся и встал: – Я хорошо повеселился, дорогой Джеймс! Тебе надо выступать на эстраде. А теперь о том, что касается твоей маленькой проблемы. Ну, как отличить плохих людей от хороших и злодеев от героев. Разумеется, в теории это сложно. Все дело в личном опыте, будь ты хоть китайцем, хоть англичанином. – У двери он помедлил. – Ты признаешь, что Ле Шифр причинил зло лично тебе и что, если бы он появился тут, ты бы его убил? Что ж, вернувшись в Лондон, ты обнаружишь, что существует немало других Ле Шифров, которые мечтают уничтожить тебя, твоих друзей и твою родину. М. тебя просветит. А теперь, когда ты свел знакомство с настоящим злодеем, ты будешь знать, каковы они, и выступишь против них, чтобы защитить себя самого и тех, кто тебе дорог. Рассуждать о них не придется. Тебе уже известно, как они выглядят и на что способны. Ты волен стать чуть более разборчивым по части заданий, которые тебе даются. Возможно, тебе необходимо знать наверняка, что ты целишься в настоящего злодея, но настоящих злодеев вокруг навалом. У тебя еще полно работы. И ты будешь ее выполнять. А когда влюбишься и обзаведешься женой и детьми, о которых нужно заботиться, тебе станет еще проще. Матис открыл дверь и остановился на пороге: – Живи среди людей, дорогой Джеймс. Защищать людей куда легче, чем принципы. – Он усмехнулся. – Только не подведи меня: смотри, сам не стань человеком! Тогда мы потеряем отличный инструмент. Ян Флеминг "Казино "Рояль" 1953 г.
- Натали? - Ты не помнишь меня? - Прости, я тебе ещё не объяснил... - Ты объяснял, Ленни. - Меня зовут Леонард. Моя жена звала меня Ленни. - Да, ты говорил. - Но мне это не нравилось, я сказал? - Да. - Можно снять очки? Это мне... Спасибо. У тебя информация для меня? - Так у тебя в записке? - Да. - Трудно, наверное, жить, ориентируясь по клочкам бумаги? Спутаешь список продуктов со списком из прачечной - и съешь собственные трусы. Поэтому ты сделал свои жуткие татуировки? - Да, трудно и почти невозможно. Прости, что я не помню тебя. Не обижайся. - Я принесла информацию. Ты дал мне номер автомобиля. Мой друг в полиции проверил его. Угадай, кто владелец? Джон Эдвард Гэммел - "Джон Г." - Ты знаешь его? - Нет. Мне знакомо лицо на водительских правах. Джон Г. - он недавно был в баре. Здесь копия его прав, техпаспорта - всё. Это поможет? - Я говорил, что он сделал? - Да. - Тогда не спрашивай. - Даже если ты отомстишь - ты же забудешь это? Ты не узнаешь, что это свершилось? - По-моему, это не важно. Мне главное за жену отомстить. Если я ничего не помню, это не значит, что мои действия лишены смысла. Мир не исчезает, даже если закрыть глаза. Потом можно сделать фотографию, чтобы не забыть. Ещё одну жуткую татуировку. Кристофер Нолан "Memento" 2000 г.
У железнодорожного вокзала, старейшего во всей Англии, проходила благотворительная лотерея. Под ярко разукрашенной вывеской «Помогите Добру, и Бог вознаградит Вас! Главный выигрыш 500 фунтов!!!» стояло несколько больших барабанов с билетиками. Фандорин и его дама понаблюдали за тем, как идет торговля Добром – до поезда оставалось еще больше четверти часа, а все равно заняться было нечем. Короткое время спустя внимание Эраста Петровича привлек один из лотерейных билетов, лежавший в барабане сразу за стеклом. Эта картонка ничем не отличалась от соседних, а все же было в ней нечто особенное. Продавец покрутил ручку, билет переместился, затерялся среди других и вдруг вынырнул немного сбоку. Фандорин мог поклясться, что это был тот самый билет. Он один во всей груде будто излучал некое сияние. Поморщившись, Эраст Петрович отвернулся. Не хватало еще наживаться на благотворительности. – Ах, если б не было так жалко шиллинга, – вздохнула мисс Палмер. – Внесла бы лепту в дело Добра, а заодно попытала бы счастья. Пятьсот фунтов! Это разом решило бы все мои проблемы… – А по-моему, делать Добро, играя на корысти и прочих низменных инстинктах – п-профанация, – сердито сказал Фандорин, еще не до конца одолев искушение. Пятьсот фунтов и ему сейчас пришлись бы очень кстати. – Позволю себе с вами не согласиться, мой милый Эраст, – взяла его под руку спутница, еще в конке испросившая позволения называть своего рыцаря по имени. – Добро обязано научиться быть товаром и жить по законам рынка. Одно из глубочайших заблуждений нашей цивилизации состоит в том, что преимущество Добра над Злом всем очевидно и в доказательствах не нуждается. Сатана – не провинившийся ученик Бога. Это две равносильные и равноправные корпорации. Я давно живу на свете и пришла к убеждению, что Добро проигрывает Злу по всем пунктам из-за того, что не умеет себя подать – или, если угодно, продать. Победа Бога над Сатаной и Добра над Злом никем и ничем не гарантирована. Упование в трудной ситуации на Божью помощь – чрезвычайно безответственная и инфантильная позиция. – У нас говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай», – согласился Фандорин. Мисс Палмер одобрила: – Народ, придумавший подобную максиму, имеет хороший шанс на великое будущее. Ведь почему наш мир часто бывает ужасен? Почему в нем так много преступлений? Потому что Зло торгует собой гораздо лучше. Человек появляется на свет, и ему с двух сторон предлагают товар, на выбор: ты можешь быть честным, или быть мошенником; быть верным в любви или развратником; существовать по законам благородства или подлости. Сатана умело зазывает покупателей, убеждая, что быть мошенником и подлецом гораздо выгодней, а развратником гораздо приятней. Надо и Богу тоже перестать кичиться своей правильностью и поучиться законам торговли – если, конечно, Ему не все равно, что с нами станет. Залог победы Добра над Злом – грамотная реклама, красивая упаковка и бонусы постоянным клиентам. Засмеявшись, Фандорин поцеловал даме руку. Мисс Палмер ему ужасно нравилась. – П-пойдемте. Пора. Они сели в вагон второго класса и сорок минут спустя уже были в Бате. Борис Акунин "Чаепитие в Бристоле" 2006 г.
Пожилой коммунар в допотопном мундире с погонами прапорщика и медалью «За покорение Чечни и Дагестана», поднялся провозгласить тост. – Дорогие товарищи! Сегодня, в 82-ую годовщину Бородинской баталии, я хочу поднять этот бокал медовухи во славу русского оружия! Американцы никогда никого не побеждали, кроме несчастных мексикашек, а мы одолели самого Наполеона! За нашу великую отчизну! И он завел дребезжащим голосом: «Гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс!» Многие с чувством подхватили, но не все. Например, горбунья, не присаживавшаяся ни на минуту и все следившая, чтобы у Эраста Петровича и Масы не пустели тарелки, петь не стала, а довольно ехидно обронила: – Бородино давно было. Пора бы уже кого-нибудь еще победить, а то неудобно как-то. Любительница Чехова, вспомнил Фандорин, поглядев на ее умное, тонкогубое лицо. – П-позвольте, а как же турецкая кампания? – Одолел кривой слепого, да сам без глазу остался. Эраст Петрович и сам был того же мнения по поводу балканской войны, так что возражать не стал. Борис Акунин "Долина Мечты" 2006 г.
Никогда не делайте этой ошибки - не принижайте своих врагов, не обзывайте их оскорбительными словами, не изображайте их ничтожными. Тем самым вы принижаете себя. Что вы собою представляете сами, если имеете столь презренного противника? Если вы уважаете себя, вы не станете враждовать с тем, кто не достоин уважения. Не будете же вы, если вас облаяла дворняжка, вставать на четвереньки и гавкать на неё в ответ. Кроме того, когда враг знает, что вы относитесь к нему с уважением, он отвечает вам тем же. Это не означает примирения, но помогает избегать в борьбе подлостей, и к тому же дает возможность закончить войну не истреблением, а миром. Борис Акунин "Весь мир театр" 2009 г.
Люди, обладающие развитым чувством собственного достоинства, могут подвести тебя по оплошности, но никогда из подлости или трусости. Насколько легче жилось бы на свете, если бы всякий человек относился к себе с уважением, думал Фандорин после разговора с ассистентом. Существовал разряд человеческих особей, к которому Эраст Петрович всегда относился с брезгливостью. Есть люди, спокойно и без всякой конфузливости говорящие про себя: «Я знаю, что я дерьмо». Они даже видят в этом некую доблесть, особый род честности. Правда, за безжалостным признанием непременно следует продолжение: «И все вокруг тоже дерьмо, только прячутся за красивыми словами». Во всяком благородном поступке такой человек немедленно начинает выискивать низменный мотив и очень злится, если не сразу может его разгадать. Но в конце концов, конечно, что-нибудь исчисляет и вздыхает с облегчением. «Бросьте! – говорит он. – Меня не проведешь. Все одним миром мазаны». Филантроп щедр, потому что тешится сознанием своего превосходства. Гуманист добр только на словах, а на самом деле насквозь фальшив и желает лишь покрасоваться. Идущий из-за убеждений на каторгу всего-навсего глуп, как пробка. Мученик отдал себя на заклание, потому что субъектам этого склада жертвенность доставляет извращенное половое удовлетворение. И так далее. Без подобных растолкований люди, согласные считать себя дерьмом, не смогли бы жить – это развалило бы всю их картину бытия. Борис Акунин "Весь мир театр" 2009 г.
Тема хорошая, но ведь это не цитаты, а выдержки, наверно надо коротенько писать. Выхватить, так сказать, самую суть.
Почти всякому человеку хочется себя как-то возвысить. Цзюнцзы, благородный муж, для этого стремится стать выше. Человек мелкий, сяожэнь, норовит увеличить свой рост, принижая окружающих. Поэтому когда благородный муж становится правителем (что случалось в истории редко), всё общество, следуя его примеру, тоже начинает тянуться вверх: улучшаются нравы, в моду входят благородство, бескорыстие, отвага. Когда же воцаряется сяожэнь, всеобщим законом становится унижение подданных. Сяожэнь мал ростом. Поэтому он может выглядеть великим, только если все вокруг простерлись ниц, а худший враг для маленького правителя – тот, кто отказывается пресмыкаться на брюхе. От этого в эпоху правления сяожэней в обществе распространяются льстивость, вороватость и вероломство… Борис Акунин "Чёрный город" 2012 г.
– Если у России и есть недостаток, то вовсе не тот, о котором вы упомянули, уважаемый сэр. – В самом деле? А какой же? Любопытно будет послушать, – язвительно оскалился инженер. – Недостаточное уважение нижестоящих к вышестоящим и вышестоящих к нижестоящим, – изрек Маса. – Когда к власти относятся с почтением, не возникает желания оспаривать ее повеления. К сожалению, в России власть и подданные относятся друг к другу с недоверием и не чувствуют себя одной семьей, в которой есть старшие и младшие. Нужен государь, являющий собой образец мудрости и самоотверженности. Нужны министры и самураи, честно служащие долгу и заботящиеся о своем добром имени. Тогда простолюдины перестанут думать о бунте и мечтать о демократии. В хорошей семье демократия не нужна. Борис Акунин "Планета Вода" 2015 г.
Нам показалось, что одним из самых глубоких различий между русскими с одной стороны и американцами и англичанами – с другой является отношение к своим правительствам. Русских учат, воспитывают и призывают верить в то, что их правительство хорошее, что все его действия безупречны и что обязанность народа – помогать правительству двигаться вперед и поддерживать его во всех начинаниях. В отличие от них американцы и англичане остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что его должно быть как можно меньше, что любое усиление власти правительства – это плохой признак, что за правительством надо постоянно следить и критиковать его, чтобы оно всегда было эффективным. Позже, когда мы сидели за одним столом с крестьянами, а они расспрашивали нас о том, как работает наше правительство, мы пытались им объяснить, что у нас боятся давать много власти одному человеку или группе людей, поэтому политическая жизнь построена на системе сдержек и противовесов, призванных не допускать концентрации власти в руках одного человека. Мы пытались объяснить, что люди, которые сконструировали нашу политическую систему, и те, кто продолжает их деятельность, так страшатся концентрации власти, что скорее отстранят от власти хорошего лидера, чем создадут прецедент единоличного руководства. Я не думаю, что нас полностью поняли в этом вопросе, потому что в Советском Союзе народ учат, что вождь – это хорошо и руководство всегда право. Аргументы тут бессильны, две системы просто не слышат друг друга. Джон Стейнбек "Русский дневник" 1948 г.
Из окна было видно, что через дорогу под дождем работали мужчина и женщина: поднимали стропила для крыши над только построенными стенами своего дома. А по дороге дети гнали скот с пастбища к коровникам. Женщины в чистых платочках собрались у кухонной двери, прислушиваясь к разговору, который перешел к внешней политике. Вопросы были острыми. – Что бы сделало американское правительство, если бы советское правительство предоставило деньги и военную помощь Мексике с явной целью предотвратить распространение демократии? – спросил один из крестьян. Немного подумав, мы ответили: – Ну что, мы думаем, что оно объявило бы вам войну. – Вот именно, – заметил он. – Но вы-то дали денег пограничной с нами Турции, чтобы предотвратить расширение нашей системы. И мы вам войну не объявили. – Нам кажется, что американский народ – это демократичный народ, – сказал наш хозяин. – Но можете ли вы объяснить нам, почему тогда у американского правительства ходят в друзьях реакционные режимы, правительства Франко и Трухильо, военная диктатура Турции, коррумпированная монархия Греции? Мы не смогли ответить на эти вопросы, потому что недостаточно много об этом знали и потому что мы не очень верим тем, кто определяет нашу внешнюю политику. Вместо этого мы переадресовали им те вопросы, которые часто задают в Америке: о господстве коммунистических партий на Балканах; о том, зачем русские используют право вето в Организации Объединенных Наций; о том, почему в русской прессе постоянно обличают Америку, и т. п. Нам показалось, что эти вопросы уравновесили друг друга и что они разбирались во внешней политике СССР не больше, чем мы в нашей. При этом в их вопросах не было никакой враждебности, только удивление. В конце концов наш хозяин встал, поднял свой стакан и сказал: – Где-то на все это должен быть один ответ, и его нужно найти быстро. Выпьем за то, чтобы этот ответ нашелся, потому что миру нужен мир, миру очень нужен мир. Он указал на мужа с женой, которые боролись с тяжелыми стропилами, и продолжил: – Зимой эти двое будут жить в своем доме – впервые с 1941 года. Для того чтобы жить в своем доме, им нужен мир. У них трое маленьких детей, которые никогда не жили в своем доме. Не должно быть в мире негодяев, которые хотят загнать их обратно в землянки, а они есть. Хозяин открыл шампанское и разлил понемногу драгоценной жидкости по всем стаканам. За столом стало очень тихо. Мы подняли бокалы, но тост никто не произносил. Мы выпили шампанское молча. Спустя некоторое время мы поблагодарили наших хозяев и поехали дальше по израненной войной земле, спрашивая себя: был ли прав наш хозяин, есть ли на самом деле в мире люди, которые хотели бы снова уничтожить новые домики, и загнать детей в землянки? Джон Стейнбек "Русский дневник" 1948 г.
Пока мы разговаривали, в кабинет архитектора зашел служащий, который спросил, не хотим ли мы посмотреть на подарки, которые прислали в Сталинград люди со всего мира. Мы были уже сыты музеями по горло, но решили, что на такие подарки нужно взглянуть. Вернувшись в гостиницу, мы хотели немного отдохнуть, но едва вошли в свой номер, как в дверь постучали. Мы открыли, и в комнату вошла целая процессия мужчин, которые несли какие-то коробки, чемоданы, портфели. Они расставили все это по номеру. Это были подарки сталинградцам. Здесь был красный бархатный щит, украшенный филигранным золотым кружевом, – подарок от короля Эфиопии. Здесь был пергаментный свиток с высокопарными словами от правительства Соединенных Штатов, подписанный Франклином Д. Рузвельтом. Нам показали металлическую мемориальную доску, которую привез Шарль де Голль, и меч, присланный городу Сталинграду английским королем. Здесь была скатерть, на которой вышиты имена тысячи пятисот женщин одного маленького английского города. Нам принесли все эти вещи в номер, потому что в Сталинграде пока еще нет музея. Нам пришлось просмотреть гигантские папки, где на всевозможнейших языках были написаны приветствия гражданам Сталинграда от разных правительств, премьер-министров и президентов. И охватило нас чувство глубокой печали, когда мы увидели все эти подношения от глав правительств, копию средневекового меча, копию старинного щита, несколько фраз, написанных на пергаменте, и множество высокопарных слов. Когда нас попросили написать что-нибудь в книгу отзывов, нам просто нечего было сказать. Книга была полна таких слов, как «герои мира», «защитники цивилизации»… Эти слова и подарки были похожи на редкостно уродливые гигантские скульптуры, которые обычно ставят в ознаменование какого-то мелкого события. А нам в эту минуту вспоминались железные лица сталеваров, работавших у мартеновских печей на тракторном заводе. Вспоминались девушки, выходящие из подземных нор и поправляющие волосы, да маленький мальчик, который каждый вечер приходит к своему отцу на братскую могилу. Это были не пустые и аллегоричные фигуры. Это были простые люди, на которых напали и которые смогли себя защитить. Абсурдность средневекового меча и золотого щита только подчеркивали скудность воображения тех, кто их подарил. Мир награждал Сталинград фальшивыми медальками, а ему было нужно несколько бульдозеров. Джон Стейнбек "Русский дневник" 1948 г.
Птицы поднимаются выше, когда летят против ветра. - Уинстон Черчилль. Ничто так сильно не разрушает человека, как продолжительное бездействие. - Аристотель. Значительные проблемы, стоящие перед нами, не могут быть решены на том же уровне мышления, на котором мы их создали. - А. Эйнштейн. Я разобрался в земных делах и вижу в жизни только два пути: тупое повиновение или бунт. Я лично не подчиняюсь ничему. (Вотрен) Гнуснейшая привычка карликовых умов - приписывать свое духовное убожество другим. (Вотрен) Души мелкие достигают удовлетворения своих чувств, дурных или хороших, бесконечным рядом мелочных поступков. (Вотрен) Вот вам моя прежняя жизнь в трех словах. Кто я? Вотрен. Что делаю? Что нравится. И все. Хотите знать мой характер? Я хорош с теми, кто хорош со мной или кто мне по душе. Им все позволено, они могут наступать мне на ногу, и я не крикну: «Эй, берегись!» Но, черт возьми, я зол, как дьявол, с теми, кто досаждает мне или просто неприятен! Надо вам сказать, что для меня убить человека все равно что плюнуть. Но убиваю, только когда это совершенно необходимо, и стараюсь сделать дело чисто: я, что называется, артист. (Вотрен) Но что такое, по-вашему, честный человек? В Париже честный человек — тот, кто действует молчком и не делится ни с кем. Я оставляю в стороне жалких идиотов, которые повсюду тянут лямку, никогда не получая награды за свои труды; я называю их братством божьих дурачков. Там — добродетель во всем расцвете своей глупости, но там же и нужда. Я отсюда вижу, какая рожа будет у этих праведных людей, если бог сыграет с ними злую шутку и вдруг отменит Страшный суд. (Вотрен) Вот жизнь как она есть – это не лучше кухни, точь-в-точь такая же вонь, — и приходится марать руки, если хочешь пировать; умейте только хорошенько вымыться – в этом вся мораль нашего времени. (Вотрен) (Вотрен - персонаж Бальзака, который был особо опасным рецидивистом, держащим казну каторги, а затем стал начальником тайной полиции)
Ещё немного от любимого персонажа.) Женщина – низшее существо, она слишком подчинена своим чувствам. По мне, женщина хороша, когда она похожа на мужчину. ....Привыкают равнодушно смотреть, как творится зло; сначала его приемлют, затем и сами творят его. Со временем душа, непрерывно оскверняемая сделками с совестью, мельчает, пружины благородных мыслей ржавеют, скрепы, сдерживающие пошлость, разбалтываются, и все начинает вращаться само собою... Честный человек всем враг. Деньгами можно купить только людей. А есть такое, о чем никто не думает и что купить нельзя!.. Случая не купишь.. Наше сердце - это клад; растратьте его сразу, и вы нищий. Спросите женщин, каких мужчин они предпочитают, - честолюбцев. У честолюбцев хребет крепче, кровь богаче железом, сердце горячее, чем у других мужчин. А женщина в расцвете своей жизни чувствует себя такой счастливой, такой красивой, что предпочитает всем мужчину огромной силы, не страшась, что он её может сломать. Кстати, еще две-три мысли из области высшей политики, и вы увидите мир таким, каков он есть. В нем надо разыгрывать маленькие добродетельные сценки, и тогда человек высокого полета может удовлетворять все свои капризы под громкие аплодисменты дураков в партере. Ну и так далее.) Спасибо за тему! Случайно наткнулась, но из-за нее я завтра наконец-то буду читать книгу, а не чушь в сети.
Они очень строги и возвышенны, эти грузинские писатели, и нам было очень трудно объяснить им, что, хоть Сталин и назвал писателя инженером человеческих душ, в Америке писатель никогда не считался инженером чего бы то ни было. Там писателя вообще еле терпят, а когда он умирает, его тщательно пытаются забыть лет этак на двадцать пять. Ни в чем другом так не проявляется разница между американцами и советскими людьми, как в их отношении к писателям и в отношении писателей к своей системе. В Советском Союзе работа писателя заключается в том, чтобы поддерживать, прославлять, объяснять и всячески укреплять советский строй, а в Америке и в Англии хороший писатель – это сторожевой пес общества. Его задача – высмеивать глупость, бороться с несправедливостью, клеймить ошибки. Вот почему в Америке и общество, и правительство не очень-то любят писателей. В двух нынешних системах исповедуются полностью противоположные подходы к литературе. Надо сказать, что во времена великих русских писателей – Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова и раннего Горького – то же самое, что об американских, можно было сказать и о русских писателях. Только время покажет, сможет ли политика в отношении писателей как «инженеров человеческих душ» дать такую же великую литературу, как политика «сторожевых псов общества». Пока что, надо признать, «инженерная школа» великих литературных произведений не породила. Джон Стейнбек "Русский дневник" 1948 г.
Как пишут в энциклопедиях, миф это «сказание, передающее представление людей о мире, месте человека в нем, о происхождении всего сущего, о богах и героях». Повторим самое главное, чтобы отложилось в памяти: «представление людей о мире». Смысл любого мифа – емко и коротко объяснить сложное явление, сведя его к простой формуле, понятной кому угодно. Есть «несущие» мифы, на которых держится самооценка целых народов. Когда реальность грубо выбивает из-под людей эти костыли, людям становится очень больно. Поэтому люди тут же сочиняют новые мифы: такие же простые, такие же понятные и такие же далекие от действительности. Чтобы миф укоренился в сознании, главное – не давать человеку полной картины, пускай он видит только кусочек; на этом кусочке и пустит корни миф. Олег Дивов, Макс Рублёв "Не прислоняться" 2011 г.
В этом и есть разница между реальностью и вымыслом. В вымысле больше логики. Том Тыквер "Интернэшнл" 2009 г.
А я коротенькую выдержку из Швейка добавлю, не против? Перечитывал его как раз. Швейк заметил, что в трактире он никогда о политике не говорит, да вообще вся политика — занятие для детей младшего возраста. Ярослав Гашек "Похождения бравого солдата Швейка"